Н.Р. Левинсон – М.Н. Левинсон-Нечаевой
8 февраля 1944 г.
Дорогие подружки и Мишук, мы сегодня у Марии Михайловны [Денисовой] на рауте и очень сокрушаемся, что Вы на таком отдалении, авось скоро… Сегодня было два салюта в честь побед у Никополя! Скоро встретимся в Москве… Н. Левинсон.
Н.Р. Левинсон – М.Н. Левинсон-Нечаевой
16 февраля 1944 г.
Ну вот. Сегодня с Вашими письмами был у А.С., потом подошла и Н.П. [Зверева]. Она получила Ваше послание и звонила М[аневско]му. Он сказал, что вопрос о выезде все еще не решен, но ожидается в ближайшее время, результат, конечно, предсказать нельзя, но надеется на положительный исход. А.С. собирается в случае отказа или длительной отсрочки обязательно вызвать Вас, по крайней мере, месяца на два для передышки. Для этого нужно будет послать смену, по крайней мере, трех человек; пока намечаются Овсянникова и Мосягина, но это еще очень предположительно. Мор[озов] во всяком случае возвращается на место и с него обязанности не снимаются. Она постарается с ним связаться и не допускать, чтобы все другие разъезжались по домам, а вся нагрузка перекладывалась на гимовцев. Каню [Савельеву] хочет вызвать вне очереди, т. к. она только мешает и причиняет ненужные трудности; предложила нам справиться относительно ее квартиры, свободна ли, а то вернется и придется для нее хлопотать. Для Марины хочу написать бумажку в домоуправление и в райсовет, в дополнение к ее обращению, которое Н.П. напечатала на ее бланке. Ну, вот. Сидите и ждите дальше, все-таки некоторый проблеск имеется. Пока положение не определилось, возникают огородные проблемы и не известно, что же предпринимать. А.С. предлагает засеять, и потом сдать на корню. Там видно будет.
А сегодня я видел в Доме ученых (о чем дальше) Нину Лосеву, она очень обеспокоена Мариниными письмами и послала ей денег. Ясно одно, что вы уже дошли до точки и сил никаких не хватает терпеть это существование. Приехала Маргарита Гра с девочкой, я ее еще не видел. Будет в Коломенском.
А в Доме ученых сегодня было отчетное заседание Отделения истории и философии Академии наук, был доклад Волгина – отчет, а потом виде приманки выступления молодых академиков Грабаря и Лазарева(чл.-корресп.). Грабарь говорил о ленинградских дворцах-музеях в связи с фашистским вандализмом и дал краткий и довольно бледный обзор их худож[ественного] значения, иллюстрируя диапозитивами из моей «Истории искусства». А Лазарев – о худож[ественных] сокровищах новгородской живописи с XII – XV вв. Это было очень содержательно и интересно…
В Доме ученых было очень уютно, заседали в старом здании. Присутствовали разные маститые – Тарле, Греков, Потемкин, был Орбели, очень постарел, стал седой и какой-то взлохмаченный. Был почти весь ГИМ и МИИ, а Вы нет…
Завтра у Кати экзамен по первобытному искусству у Недошивина, зубрит и боится, вероятно, получит отлично; знает много, но еще не усвоила взгляды Плеханова и др. Ее конспекты испещрены рисунками, очень метко схватывает характерное. А их преподаватель рисования оценил ее талант миниатюристки и уговаривает перейти на худож[ественную] учебу. Я его знаю и встречаюсь в столовой, он и мне говорил об этом…
Ну, вот, целую крепко и ложусь спать, уже 1 ч. Завтра я дежурю вместо назначенной мне субботы. Получил твою открытку от 5/II, а письма еще нет. Целую Н. Левинсон.
Н.Р. Левинсон – М.Н. Левинсон-Нечаевой
27 февраля 1944 г.
Ну вот, мы сидим в очень уютной комнате Ал. Георгиевны и конечно поминаем Вас с обычными пожеланиями. Н. Левинсон
Дорогая Мария Николаевна, целую Вас крепко и жду Вашего возвращения. А. Введенская.
Очень Вас не хватает! Крепко целую. Н. Зверева.
Дорогие товарищи! Пользуясь случаем опять написать Вам. Очень понравился Ваш протокол – видим, что живете интенсивной, научной жизнью. До скорого свидания. А. Закс.
Я с трудом недавно вырвалась из Акмолинска и как я понимаю ваше состояние, дорогие товарищи! И как буду рада вас видеть в Москве! Властовская.
М.М. Постникова-Лосева – А.С. Карповой
20 марта 1942 г.
Глубокоуважаемая и дорогая Анна Самойловна, для вех нас было большой радостью известие о том, что Вы опять вернулись и работаете в ГИМе. Здесь, оторванные от дома, мы как-то особенно остро все переживаем, что связано с нашим дорогим ГИМом и нашим коллективом. Живем и работаем мы и здесь дружно, особенно Зверевы, Левинсоны, и я, живем как бы одной большой семьей.
Открылась наша выставка в местном музее. Здесь это большое событие. Правда средства для оформления были более чем скромные и экспонаты подобраны не первоклассные, но все же выставка получилась неплохая. В воскресенье мы все по очереди дежурили там, (т. к. помещение не отапливается и долго выдержать невозможно), водили экскурсии. Несмотря на то, что на улице был буран, который почти сбивал с ног, посетителей было много и смотрели и слушали очень внимательно. Темы были распределены так: «Ледовое побоище» и «Куликовскую битву» делала К.Н. Савельева, «Ливонскую и Семилетнюю войну» – Узунова, «Петра I» – М.М. Левинсон, «Суворова» – я и «1812 год» – Ник. Руд. Левинсон. Зал, посвященный 1918 году и современной войне, еще не закончен, его делают Савельева, Маневская и А.Я. Брюсов.
Работаем над нашими ящиками, просушиваем, смазываем металлические вещи (ящики Соболева), проверяем и оцениваем. Работе несколько мешает только холод – работаем все время в шубах. Морозы не уменьшаются, все 30–40°. Это сильно осложняет нашу жизнь, т. к. очень трудно доставать топливо. Последние два месяца были для меня трудными, т. к. болела воспалением легких мать моего мужа. Выходить ее в 73 года, при отсутствии самых элементарных удобств, было сложно. Теперь она медленно поправляется.
Два дня (выходных) мы работали на оборону, посылали несколько раз теплые вещи и другие подарки в Красную Армию, стараемся хоть чем-нибудь помочь героической борьбе с фашистами, которую ведет вся наша страна. Ведется уже подготовительная работа по устройству коллективного огорода и по связи с колхозами, куда мы, вероятно поедем работать.
Все мы живем одними мыслями и одними надеждами – дождаться полного разгрома фашистов и вернуться в нашу родную Москву, в дорогой ГИМ.
Вчера я получила известие от Е.П. Борисовой, что домоуправление приняло плату за мою квартиру. Из телеграммы не все ясно, жду от нее письма, но во всяком случае очень благодарю Вас за помощь в этом деле. Потерять комнату было бы очень грустно. Теперь м. б. удастся выселить из нее въехавших жильцов.
Будьте здоровы и благополучны. Простите меня за нескладное письмо, пишу ночью, на дежурстве, очень холодно, почти темно, т. к. горит керосиновая лампа без стекла, но дома нет даже и такого освещения. Уважающая Вас М. Постникова.
М.М. Постникова-Лосева – А.С. Карповой
4 апреля 1942 г.
Глубокоуважаемая и дорогая Анна Самойловна! Помимо чисто деловых вопросов, которые осветит Вам в личной беседе Александр Яковлевич, мы пользуемся случаем послать с ним горячий привет Вам и в Вашем лице – всему нашему дорогому коллективу. Несмотря на трудности и заминки сообщения, мы в курсе всей жизни. ГИМ, печалимся его тревогам, радуемся его успехам и неизменно восхищаемся мужеством наших дорогих товарищей, ведущих такую большую, самоотверженную и напряженную работу. Надеемся, что и мы здесь сумеем оправдать оказанное нам доверие, сохранить наши ценности и дождаться того счастливого дня, когда мы вернем их в милый нашим сердцам музей.
Большое удовлетворение доставило нам известие о том, что Вы вернулись к работе в ГИМ, а также и о том, что мы сохранены в штатах ГИМ. Перспектива намечавшейся было реорганизации нашего хранилища несколько пугала нас возможностью полного отрыва (хотя бы только формального) от своего музея…
Многое изменилось в наших бытовых условиях. Жизнь в Кустанае гораздо сложнее. Зима была очень сурова, условия жизни крайне примитивны. Старушки наши часто хворают, временами бывает тяжело. Радуют нас наши ребята, пока они относительно здоровы, учатся и при этом все трое – отличники. Стараемся бодро преодолевать все трудности, чему сильно помогает наша дружба между собой и любовь к общему делу.
Александр Яковлевич расскажет Вам о нашей общественной жизни, в центре которой всегда стоит одна задача – помощь Красной Армии, в победу которой мы горячо верим. Шлем Вам и всему ГИМу наши лучшие пожелания. Ваши письма и письма всех товарищей доставляют нам большую радость и читаются много раз сообща и каждый в отдельности. Благодаря этим письмам мы еще больше ощущаем связь с ГИМ, от жизни которого мы отделены только расстоянием.
Будьте здоровы и благополучны. Любящие и уважающие Вас М. Постникова, Н. Узунова, Н. Зверева.
М.М. Постникова-Лосева – Н.Р. Левинсону
9 марта 1943 г.
Дорогой Николай Рудольфович, не буду писать Вам о том, как мы все без Вас скучаем, сами знаете. Получили ли Вы мое письмо и телеграмму? С неутвержденными <сотрудниками> положение пока грустное, им не дали карточек на жиры и крупу. К ресторану прикрепили всех, но без иждивенцев, которых прикрепили к столовой № 2 на Ленинской. Лев [Морозов] учинил скандал, что я не вставила в список научных работников его жену, не как иждивенку, а как сотрудницу, но к счастью для меня, он не успел на меня обрушиться, т. к. по время дежурства на выставке я заболела, у меня было около 40°. Думаю, что это малярия. Меня так трясло, что не могла говорить, но плазмодий не обнаружили. Сейчас дежурю на Советской (дежурства – основное занятие). В хранилище Орехова с Сухером и Богданчиковым отодвигают ящики от стен. Мои ОК. поставили в их комнату, а в большом изоляторе будет хозяйство Ольги Гр. [Ореховой]. Таким образом, в большом зале освободится место для БИ. и АГРов и в предзалье останутся Новгород и Вологда. Вашу статью о выставке напечатали в «Сталинском пути» и передавали по радио, а сегодня слышала о выставке «История гвардии» в ГИМе. Каждый день вижу Вас во сне и бываю, то в ГИМе, то в Оружейной. Льет дождь. Мишутке так и не купила ничего на ноги, хотя платье одно, наконец, продала. Очень надеюсь, что кто-нибудь (Першина, Поповы) смилуется и привезет ему обувь. Если бы я не заболела, то, вероятно купила бы, а теперь как будто самая распутица кончается, а денег на что-нибудь путное не хватает. Очень, очень ждем от Вас писем. Мысленно хожу с Вами по ГИМу и представляю себе как Вы сидите в кабинете Анны Самойловны, говорите с Леночкой, Тамарой Гр., Марией Мих, Анной Гр., Ниной Ив., Евгенией Павловной, Анной Борисовной…
Наша основная забота достать картофель для посадки и какие-нибудь возможности вспахать землю. Ал. Як. [Брюсов] правда говорит, что на севере принято пахать на «бабах» и совершенно серьезно предлагал нам испробовать этот способ. Хорошо ему говорить, а нам-то каково! Представляете себе тройку М.Н.[Левинсон-Нечаеву], Н. Март. [Узунову] и меня, например, далеко ли мы увезем плуг!
На Калининской [улице] Лурье переехали. Кончаем ящики Марфы Вяч. [Щепкиной] и с радостью вижу, что зима в вестибюле на них не отразилась, все в очень хорошем состоянии. Выручайте Нину Пав. [Звереву], она все в более обостренных отношениях со Львом. Работает в колхозе и очень загорела. Если уедет Нат. Март. [Узунова] – буду проситься в ее комнату, нас одолевают уховертки и мокрицы, которые десятками заползают в постель, одежду, посуду. Ну, будьте здоровы. Пишите. Видите ли Вы мою сестру и Анечку? Ваша М. П[остникова].
Письма из эвакуации сотрудников Государственного исторического музея 1941-1944 гг. Часть I
Письма из эвакуации сотрудников Государственного исторического музея 1941-1944 гг. Часть II
Письма из эвакуации сотрудников Государственного исторического музея 1941-1944 гг. Часть III
Письма из эвакуации сотрудников Государственного исторического музея 1941-1944 гг. Часть IV
Письма из эвакуации сотрудников Государственного исторического музея 1941-1944 гг. Часть V
Письма из эвакуации сотрудников Государственного исторического музея 1941-1944 гг. Часть VI
Письма из эвакуации сотрудников Государственного исторического музея 1941-1944 гг. Часть VII