А.Я. Брюсов – А.С. Карповой
4 ноября 1942 г.
Глубокоуважаемая Анна Самойловна, пользуясь случаем послать Вам письмо с А.И. Поповым и поздравить Вас и весь коллектив ГИМ с праздником Октября.
Мы мало-помалу вскрываем ящики, прибывшие из Омска. В общем, материал в них находится в удовлетворительном состоянии, но пребывание в течение года в сыром, неотапливаемом помещении все-таки отозвалось на некоторых из них. Я уже писал Вам о плесени на картинах Верещагина; в нескольких ящиках ткани были волглыми; сейчас попался ящик с металлом, где многие вещи поржавели. Несколько хуже также упаковка в этих ящиках, в частности, ящиков 2-го отдела, благодаря чему оказались побитые вещи.
К Октябрю нами подготовлена довольно большая и очень хорошая выставка, преимущественно или даже почти исключительно на материалах Музея революции. Материалы ГИМа для этой выставки не использовались. Выставка простоит, вероятно, не менее месяца. Обстановка и работа за последнее время стала гораздо спокойнее, чем раньше… Здоровье сотрудников сравнительно удовлетворительное, только Клавдия Николаевна Савельева довольно тяжело сейчас болеет.
Я уже писал Вам в письме, переданном Вам Н.А. Зиневичем, что мне предлагают приехать в Свердловск для защиты докторской диссертации. Сейчас я списываюсь с Б.Н. Граковым по этому поводу. Оппонентом согласны быть Б.Н. Граков, А.В. Арциховский и Г.Ф. Дебец. Но у меня с собой только один экземпляр моей работы «История древней Карелии», а надо представить 3 экземпляра. Я очень прошу Вас дать распоряжение выслать мне бандеролью из склада ГИМ, с вычетом стоимости из моей зарплаты, 2 экземпляра этой книги. Буду Вам за это крайне благодарен.
Желаю Вам всего лучшего. Пожалуйста, передайте мой искренний привет всем сотрудникам ГИМ. Искренне уважающий Вас А. Брюсов.
А.Я. Брюсов – М.Н.Левинсон-Нечаевой
24 ноября 1943 г.
Глубокоуважаемая Мария Николаевна, вчера Николай Рудольфович сообщил мне о некоторых моментах жизни в Кустанае, о которых я не знал так как, к сожалению, я не получаю ни от Вас, ни от Марины Михайловны [Постниковой] писем. Так как теперь окончательно выяснилось, что я остаюсь в Москве, и, возможно, только к весне и ненадолго приеду в Кустанай, то я считаю необходимым сделать Вам и Марии Михайловне ряд предложений, которые, я убежден, Вы не отклоните; ваш отказ от этих предложений очень обидел бы меня, ибо показал бы, что Вы не считаете меня своим товарищем, и не хотите принять от меня даже маленьких дружеских услуг.
Во-первых, я прошу Вас взять и использовать оставленные мною в Кустанае дрова. Полметра из них были куплены мною у Ревекки Александровны [Лурье], и я имею право по постою располагать ими. Остальные были получены через хранилище и, быть может, потребуется согласие Льва Дмитриевича [Морозова]. Надеюсь, что он его даст. Если же мне придется приехать на время в Кустанай, то я надеюсь, что Вы поможете мне тогда сварить картошку и кашу и вскипятить чай; пока что не стоит об этом думать.
Во-вторых, обязательно используйте без ограничения, если Вам будет нужно (а нужным я считаю, может не тогда, когда у Вас совсем не останется запасов, а тогда, когда их будет хоть немного не хватать для полного питания) мою картошку. Ради бога, не стесняйтесь и берите ее, сколько можно.
В-третьих, пожалуйста, в тех же целях вскройте один из оставленных мною сундуков, (который стоял у двери) и извлеките оттуда крупу и муку. Используйте их для питания. Особенно прошу Марину Михайловну не стесняться в этом отношении, если не ради себя, то ради Миши. Кстати, в другом сундуке есть матрас, одеяло и кое-какие другие вещи (лампа со стеклом и т. д.), а в сундуке с мукой – посуда. Все это может быть Вами использовано без каких-либо ограничений. Вообще очень прошу не стесняться. Я боюсь не того, что Вами эти вещи будут уничтожены, или попорчены, а того, что по свойственной Вам обеим стеснительности Вы оставите их лежать бесполезно в сундуках, когда даже они Вам будут нужны. Надеюсь, что Вы обе будете благоразумны и не примете в штыки мои предложения. Серафима Семеновна шлет Вам свой привет и пожелание скорого возвращения в Москву. Искренне преданный Вам А. Брюсов.
Продолжение письма. Напишу Вам подробно о нашей жизни по приезде в Москву. В другом письме я уже писал Вам, что уйму времени пришлось ухлопать на беготню для возвращения моей комнаты, на хлопоты о прописке, на подготовку к диссертации. Наконец, все это кончено и не хочется сейчас вспоминать об этом. От Наркомпроса я, конечно, не имел в этом никакой помощи. Анна Самойловна [Карпова] много помогла мне в хлопотах о возвращении комнаты.
В музее понемногу налаживается жизнь довоенного времени. Снова увеличивается штат. Уже во всех залах дежурит охрана, а когда я приехал, то ряд зал был закрыт за недостатком технических работников. Кое-где приводят в порядок экспозицию, перемещая и дополняя экспонаты. Большая выставка в верхнем этаже блестяще экспонирована, очень богата материалом, но, по моему мнению, крайне сумбурна: огромное количество вещей, картин, рисунков и проч. не объединенных ничем в их расстановке кроме общей темы для всего зала; расставлено все только так, чтобы было покрасивее. Научная работа ведется, пожалуй, усиленнее, чем раньше. Еженедельно бывают научные конференции музея с докладами. Кроме того, еженедельно бывают конференции по отделам. И наконец, сотрудники ходят на доклады вне музея. Много читаем научных книг. Пишем статьи. В Ленинграде вышли 2 запоздалых сборника, в которых помещены статьи некоторых из наших археологов – М.Е. Фосс, Б.А. Рыбакова (он заведует теперь 3-м отделом). В музее начинает работать аспирантура.
Сильно расширен муляжно-макетный отдел, занявший несколько дополнительных помещения. М.В. Городцов живет в музее с новой женой, Любовью Павловной, которую Вы знаете. Н.И. Соболев совсем одряхлел и едва ли долго выживет. У него новый сотрудник – т. Портнов, юноша очень приятный и неглупый. Очень много новых сотрудников в 4-6 отделах. Но я их еще очень мало знаю. Библиотека завалена книгами и ей негде разместить их. Книги занимают даже ряд подвалов: это – книги, которые передал в наш музей Г.И. Петровский из Музея революции; большинство их нам не нужно, но есть очень много хороших и нужных книг; к сожалению, этот огромный фонд еще не разобран и, когда он будет разобран, неизвестно: некуда их класть.
Топят музей слабовато, но работать можно. Питание сотрудников (я имею в виду научных работников) очень хорошо, а по кустанайскому расчету – блистательно. У нас в доме, где из 10 человек 9 работают и все – научные работники, дело с питанием обстоит, пожалуй, не хуже, чем до войны. Во всяком случае, решительно ничего не приходится покупать на рынке, а некоторые продукты идут на оплату за работы монтера, водопроводчика, полотера и т. д. Есть даже возможность менять часть хлеба на молоко и дрова. Винные изделия не удается даже получать полностью, так как необходимости в таком количестве нет, а денег на покупку всех этих литров вина не хватает.
Вот что касается школ для детей, то тут положение не слишком хорошее (Наркомпрос, конечно, и здесь не сумел отличиться). В районе, где мы живем, к удивлению, ближайшие все школы оказались в ведении соседнего района; школы же нашего района оказались далеко и притом все, за исключением двух, школами для девочек. Одна из двух «мальчиковых» школ оказалась за тридевять земель. Поэтому выбора не было и Бобу пришлось поместить в школу № 160. Плохая школа: дисциплина никуда не годиться. Борис, конечно, сразу распустился: на днях он устроил на уроке драку с другим мальчиком такую, что только что поступившая в эту школу учительница, которая проводила этот урок, совсем ушла из школы. Тем не менее, по поведению за 1 четверть Борис получил «отлично»! Крадут друг у друга ручки, тетради. Вообще положение в московских школах мне не нравиться. В других школах, судя по рассказам, почти тоже самое. В Кустанае было лучше. Даже преподавание здесь стоит ниже, чем в Кустанае…
Очень порадовало нас письмо с фронта от Д.А. Крайнова и П.А. Дмитриева. Сейчас начинают принимать меры к их возвращению. Ведь положение с кадрами музейных работников почти катастрофическое: их и так-то было мало (я имею в виду квалифицированных «вещевиков»), а сейчас многие погибли на фронте, а часть постарела настолько, что вряд ли долго выживут. Из писем Д.А. Крайнова мы узнали, что живы Червяков, Малофеев (старик), Кубышкин. А на днях заходил к нам Костя Малофеев: он уже старший лейтенант.Всего, всего хорошего. Желаю всем от всего сердца скорого возвращения А. Брюсов.
P.S. Откладывал отправку письма до оказии, т.е. до отъезда О.Г. Ореховой. За это время получено печальное известие о том, что П.А. Дмитриев умер в результате тяжелого ранения. В Москву приехал Л.Д. Морозов. Хлопочет о реэвакуации грузов. А.С. Карпова, по-видимому, не хочет торопиться с этим. Пишите привет всем. 11/XII-1943 г. А Брюсов
Продолжение по метке: Письма 1941-1945
Письма из эвакуации сотрудников Государственного исторического музея 1941-1944 гг. Часть I
Письма из эвакуации сотрудников Государственного исторического музея 1941-1944 гг. Часть II
Письма из эвакуации сотрудников Государственного исторического музея 1941-1944 гг. Часть III