О М.М. Денисовой
Оглавление:
1941 год: июнь, июль, август, октябрь, ноябрь, декабрь
1942 год: январь
Июнь 1941 года
22/VI-41 г. Случилось то, чего ждали, чего так боялись и о чем упорно гнали мысль – война. Казалось, остановилось сердце, хотя по существу это не было неожиданностью. Впереди разрушения, кровь, слезы, тоска.
25/VI-41 г. Перегруппировка материалов на экспозиции и упорядочение в подвалах.
Июль 1941 года
3/VII-41 г. Сталин призвал к организации народного ополчения. Почему так рано собирают ополчение? Неужели не хватает нашей регулярной армии? А может быть ополчение нужно бросить, чтобы сохранить последнюю? Самое же главное – это имеет большое моральное значение.
4/VII -41 г. Наша музейная интеллигенция почти полностью вступила в народное ополчение. Пошел кандидат археологических наук П.А. Дмитриев, оставив четверых маленьких детей, кандидат исторических наук П.Г. Рындзюнский, искусствовед Г.И. Червяков – старший научный сотрудник. Д.А. Крайнов – археолог и певец, археолог А.П. Смирнов, кандидат исторических наук, и много других – все они пошли с полным сознанием долга, отчетливо сознавая ужасы войны и может быть многие – свою беспомощность. Среди них были и сердечно больные, и полуслепые. Дорогие мои друзья! Большинство из вас вместе со мной учились, спорили, волновались в поисках научной истины. И все это может быть в один день поглотит страшный шквал войны. Накануне мы вместе с П.А. Дмитриевым возвращались с работы. Был зловещий багровый закат, в нем чувствовал ась кровь. Дмитриев осуждал одну нашу сотрудницу, защищавшую в эти дни диссертацию. «Какая может быть теперь наука? Все, все на защиту. Родины». И он пошел первый. Кто может сказать, кто из вас вернется? Вы все идете на смерть. Да хранит вас бог!
3-20/VII-41 г. Носили материал из кабинета в подвал и упаковывали в ящики.
20/VII -41 г. На Москву еще не сброшена ни одна бомба. Некоторые оптимисты склонны думать, что чаша сия нас минует. Я этого не думаю, но что немцам не бывать в Москве — в этом я уверена. Логика это или мистика?
21/VII -41 г. Месяц войны. Зловеще яркий закат. В сумерки объявили тревогу, предупредили в большой опасности. В убежище не пошла. Лучше встретить смерть с открытыми глазами. Ночь была страшная. Трассирующие пули чертили небо, грохотали орудия, трещали пулеметы. Прозрачные лучи прожекторов щупали в небе вражеские аэропланы. Вот совсем над нами они зажали серебряный самолет и повели его, точно пленника, но он внезапно взметнул ввысь. Последовал пронзительный, щемящий вой и через мгновенье потрясающий воздух взрыв, совсем, совсем близко. Мы, несколько человек пожарной охраны, стояли в сенях у приоткрытой двери. Все пошатнулись, дом вздрогнул, зазвенели стекла. Наш дом двухэтажный, деревянный, ветхий, нижний этаж, говорят, был еще в 1812 г. при Наполеоне. Вокруг, на Новинском, на Пресне, на Никитской вспыхнули пожары. Искры, смрад и дым, казалось, ползли на нас. Наш дом показался таким жалким, беспомощным. Пожарники сняли с крыши несколько зажигательных бомб. Пожары и взрывы продолжались почти до рассвета. Было жутко, отвратительно и вместе с тем потрясающе.
«Все, все, что гибелью грозит.
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья».
Перед рассветом орудийная канонада смолкла, пожары погасли и, над головой засияло торжественное, величественное в своем спокойствии бескрайнее звездное небо. Дали отбой. Люди выходили из убежищ с детьми, тюками, с подушками. Уходить не хотелось, такой благодатной показалась тишина. Небо бледнело, четко вырисовывались аэростаты. Восток начинал розоветь. Нужно было отдохнуть перед службой, умиротворенная пошла домой.
Утром узнала, что сгорела находящаяся поблизости от нас Книжная Палата – чудесный старинный дом Гагариных на Новинском бульваре, построенный в начале прошлого столетия знаменитым архитектором Бове. Разрушен еще целый ряд домов, есть жертвы.
22-27/VII-41 г. Еще целый ряд ночей с бомбежками, тревогами, пожарами. В глазах у всех мучительная тоска, никто не уверен, что завтра он увидит солнце зеленую траву, деревья, цветы. Какой необычайно яркой и прекрасной кажется трава после таких смертоносных ночей, на нее не налюбуешься. Точно кто-то шепчет: «Ты еще жив сегодня, так смотри же, как же прекрасна природа наслаждайся. Завтра, быть может, будет уже поздно. С раннего вечера матери тащат детей в метро. За ними тянутся старики. Люди бросаются за город. Разрушен еще целый ряд домов. 2З/VII бомба разрезала и превратила в развалины половину театра Вахтангова на Арбате. Рядом пострадало несколько домов — дали трещины стены, вылетели все стекла. Волна была так сильна, что стекла вылетали в домах, отстоящих от взрыва на расстоянии двух-трех кварталов, пострадало и мое окно и, кажется, только оттого, что была закрыта форточка. Война проникла в мирные жилища.
30/VII-41 г. Часть наших сотрудников эвакуируется с музейными фондами, посылают в первую очередь семейных, с детьми. Я рада, что не нужно уезжать из Москвы. В эти дни она становится особенно дорогой и любимой. Я хочу все невзгоды перенести с Москвой.
Август 1941 года
1/VIII-41 г. Наши уехали в Хвалынск. Ночью бомбили на окраинах Москвы, они не успели уехать далеко, должно быть, натерпелись страху.
1-22/VIII-41 г. Упаковка оружия в ящики. Подбор материала для экспозиции «Ледовое побоище», «Грюнвальд», «Ливонская война», «Семилетняя война», «Империалистическая война» и составление списков. Подобрано 43 предмета.
2-22/VIII-41 г. В течение первых трех недель в Москве было спокойно, серьезных налетов не было, немцы заняты Украиной и Ленинградом. На смоленской дороге затишье.
Наш музей развертывает выставку «Героическое прошлое русского народа». Главным образом из истории борьбы с немцами – «Ледовое побоище», «Грюнвальд», «Ливонская война», «Семилетняя война», «Брусиловский прорыв». Все это славные картины прошлого, а пока что нам приходится переживать тяжелые испытания, у нас отнимают один город за другим. Взяты древние Новгород и Псков, за Ленинград сражаются отчаянно, особенно моряки.
23/VIII-5/IX-41 г. Исключительно работа по экспозиции (оформление, составление этикетажа, занятия с экскурсоводами).
Октябрь 1941 года
1-7/Х-41 г. Подготовка материала для консультации сотрудника Малого театра по вопросу артиллерии 1812 г. для спектакля «Война и мир». Сверка диссертации с рукописью. Подбор материала «рыцарское вооружение» для макета «Грюнвальдское сражение». Уточнение на экспозиции «Отечественная война».
12/Х-41 г. В начале октября по смоленской дороге немцы снова пошли в наступление. В газетах пишут скупо, но положение, видимо, катастрофическое: пали Вязьма, Орел, неприятель приближается к Москве. Бои под Бородином и Можайском.
15/Х-41 г. К вечеру некоторым из нас предложили готовиться к отъезду. Я отказалась, это был вторичный отказ. На этот раз не уговаривали, желающих нашлось больше, чем позволяла возможность вывезти.
16/Х-41 г. Наступил самый страшный день, который когда-либо был в моей жизни. Метро закрыли. Все улицы заполнены легковыми машинами, перегруженными седоками и вещами. Я была уверена, что москвичи, настоящие москвичи, останутся. Было страшно, жить хотелось как никогда, но всего страшнее было покинуть Москву, оставить ее, как больную мать, на растерзание неприятелю. Идут пешеходы с рюкзаками, с мешками за плечами, небольшими колоннами, поодиночке, Москва суровая, зловещая, сумерки надвигаются на нее точно каменная завеса.
17/Х-41 г. В 5 часов вечера Председатель Московского Совета В.П. Пронин обратился к населению с речью, призывающей всех к спокойствию и обороне Москвы. Учреждения и производства должны работать. Должна сказать к чести своего музея и сотрудников – Исторический музей не закрывался ни на один день. В самый страшный день 16 октября наш музей посетило 70 человек, а 15 октября – 140 человек.
Как ободрила нас речь Пронина! Какая была радость! Мы будем защищать Москву, кто как и чем может: оружием, работой, любовью; мы отстоим ее, и немецким солдатам не топтать священных улиц Москвы.
18/Х-41 г. Стягиваются войска, подвозятся танки. Наши славные летчики каждую ночь сбивают самолеты на подступах к Москве. Но Москву продолжают минировать, главным образом мосты и другие военные объекты. Борьба за Москву идет смертельная, страшная. Ночью дежурила во дворе, подавала воду проезжающим машинам. Шоферы сказали, что они развозят мины.
19/Х-41 г. Москва объявлена на осадном положении. Немцы приближаются. Колхозники гонят скот из оставленных деревень. Бедные несчастные животные. В чем виноваты они?
22/Х-41 г. Шестой день идут ожесточенные бои на Можайском направлении. В Москве тоскливо и жутко, но не от сбрасываемых временами бомб, а от пустоты улиц и площадей.
Однако многие производства снова начинают работать, снова чувствуется биение жизни, а главное воля к защите Москвы! Родная моя, любимая Москва! Доведется ли мне увидеть тебя вновь ликующую, сверкающую огнями? Страстное, мучительное желание дожить до мира.
За окном гулко бьют орудия, не давая забыть о войне. Где-то гудят самолеты, воет смертоносный груз, напряженно прислушиваешься. Нет, пролетел мимо. Облегченно вздыхаешь, тебе еще суждено жить.
24/Х-41 г. Девятый день осадного положения. Временами жестокая стрельба. Отмеряя удары, бьют тяжелые орудия, непрерывно стрекочут пулеметы. В темной осенней ночи сверкают орудийные молнии. Трассирующие пули разноцветными огнями чертят небо. Два раза была тревога, но из нашего дома уже почти никто не ходит в убежище, привыкли. Улицы продолжают баррикадировать чугунными ежами, мешками с песком. Германская армия упорно продвигается к Москве, охватывая ее с флангов.
25-27/Х-41 г. Бои на тех же направлениях. Дежурство по дому и на службе несу с полным сознанием долга. Состою в санитарном звене, постоянные тренировки. Но в этих тренировках я лучше всего постигаю искусство ложиться на носилки. Я самая легкая и поэтому меня охотнее избирают «жертвой» воздушных налетов.
27/Х-41 г. Дежурила по дому с 12 до З-х часов ночи. Ночь темная, тихая, теплая. В черной глубине неба сверкают звезды. Из какой-то необъятной глубины сияют стожары. Звездное небо уводит от безумия войны к глубоким, спокойным размышлениям. «В небесах торжественно и чудно», но земля не спит в сиянье голубом, а мечется в бушующем пламени войны. Я молюсь небу о спасении Москвы.
28-30/Х-41 г. Постоянные тревоги, продолжающиеся иногда всю ночь, и бомбардировки.
31/Х-41 г. Днем была тревога. Ночь, кажется, обещает быть спокойной. В музее полное уныние. Выбиты стекла. Угроза закрытия музея. Предлагают ехать в Сибирь. Для меня эта поездка — верная смерть, постоянный плеврит из-за отсутствия теплой одежды. Д самое главное — в такой тяжелый момент я не хочу покидать Москвы. Любимая, родная Москва, пусть лучше гибель, но на твоих улицах, на твоих площадях. Но во мне все больше и больше крепнет вера, что Москва не погибнет.
Ноябрь 1941 года
1-5/XI-41 г. Некоторые ночи без тревог, без бомбардировок.
7/XI-41 г. С 9 до 10 часов утра по радио передавали парад с Красной площади. Парад принимал Буденный. Сталин обратился к войскам с речью. Речь вселяла спокойствие. По радио слышно, как ритмично, чеканным шагом, проходит по площади пехота, цокает кавалерия, громыхают танки.
Во время этого парада не покидало волнение, казалось, вот-вот загудит зловещий мотор и смертоносная бомба вырвет сотни жизней. Слава богу, все прошло благополучно. Германские самолеты не появились над Москвой ни утром, ни днем, ни ночью.
Выпал глубокий снег, погода мягкая, кругом все бело: первый зимний снег как будто очистил душу. Ночь прошла тихо, но сознание, что враг совсем близко, что на подступах к Москве идут бои и гибнут тысячи молодых жизней, заставляет сжиматься сердце безысходной тоской.
В музее подтянулись, снова поправили экспозицию, все почувствовали себя бодрей.
8-11/XI-41 г. Тревоги днем и ночью, затяжные, нудные. Много жертв. Неотвязно преследует мысль о положении на фронте.
9-15/XI-41 г. Составление этикетажа к вновь выставленным предметам. Упаковка в ящики для отсылки. Руководство увязкой и переноской ящиков.
12-16/XI-41 г. Немцы все ближе и ближе к Москве, охватывая ее с трех сторон. Тревоги ночные, ежедневные.
17/XI-41 г. Пишу около 4-х часов ночи, пятая подряд по счету тревога еще не кончилась. Во время четвертой тревоги в 12 часов наш дом пострадал: рядом упали две бомбы, к счастью, не очень большие. Одна на пере кресте между Трубниковским и Кречетниковским переулками, другая – во дворе соседнего дома. Предварительно была сильная стрельба. Я ужинала, ела чечевицу, вдруг страшный удар, дом задрожал, посыпалась штукатурка, распахнулись двери, зазвенели стекла, со стен упали картины. Молнией пронеслась мысль: вот и конец, как все просто! Нужно было утеплять свою комнату, нельзя оставаться на ночь с выбитыми окнами, когда на дворе холод и снег. Завесила окно вторым ватным одеялом. Первое, суконное было повешено раньше, оно-то и спасло нас от осколков стекол. Сверху одеял повесила пальто. В пятую тревогу снова где-то близко (оказалось, на Кудринской площади) был сильный удар, предварительно завыла фугаска. Наш домишко снова подпрыгнул и встал на место. Утром, когда пошла на работу, увидела последствия этой ночи: четыре угловых дома, в том числе и наш, были исковерканы осколками и стояли с пустыми окнами. Улица усеяна осколками.
18/XI-41 г. Опять тревоги, три до часу ночи.
19-21/XI-41 г. Третья ночь без тревог. Нервы отдыхают. С какой трагической быстротой надвигаются другие ужасы войны – холод, голод. Керосина дают два литра на месяц (одиноким), о дровах пока ничего не слышно. Голод и грязь – самые злейшие враги.
22-23/XI-41 г. Немцы бросились в новое наступление, прорвали нашу линию обороны, окружили Москву с трех сторон. Ночами сильная артиллерийская канонада. Нет! Москва не будет сдана, наши войска дерутся отчаянно. Во мне еще упорней живет вера в неприкосновенность Москвы. Каждая улица, каждый дом становятся еще дороже, еще родней. Дорогая моя, любимая Москва. Я не покину тебя в эти страшные минуты, ты дала мне самое светлое, самое радостное в жизни — университет. Когда я иду по пустынным улицам, когда я вижу израненные дома, передо мной проносится другая жизнь. Первые годы в Москве, университет Шанявского.
Перед ликом смерти безумная жажда жизни. Прижавшись к стенам домов, люди стоят в очередях за хлебом, и если бы с улиц не гнали во время тревоги, они стояли бы и под бомбами. Вчера были две тревоги, сегодня – ни одной. В два часа ночи иду дежурить в штаб домоуправления, вчера дежурила в музее.
24/XI-41 г. Еще одна ночь без тревоги, но враги все тесней и тесней сжимают Москву.
25-26/XI-41 г. Снова две тихие ночи. Как высшее наказание дана человеку любовь к животным. Кто может понять, как я страдаю за них. Поймут очень немногие – единицы. Любовь к животным бескорыстна, а ведь бескорыстная любовь как раз и отличает человека от животного.
28-29/XI-41 г. Короткие тревоги сегодня утром и вчера вечером, были разрушения. Предстоит принудительная эвакуация в Омск. Сегодня сообщили о наших успехах на фронте. Наша армия отбила Ростов-на-Дону. В душе еще больше уверенности в том, что Москва будет спасена.
30/XI-41 г. Мечусь в тоске при мысли об эвакуации. Сегодня видела беженцев из подмосковных сел, едут на телегах с ничтожным скарбом и детьми. Как велики жертвы!
Декабрь 1941 года
1/XII-41 г. Сегодня было пять тревог, две днем и три ночью. Где-то очень близко упала бомба, наш дом затрясся. Появилась надежда, что угроза эвакуации минет. Остаться без работы страшно, а покидать Москву еще страшней.
3-4/XII-41 г. Меня вычеркнули из списков эвакуируемых. Какое счастье. Покинуть Москву морально невыносимо. Москва дала мне все, самое светлое в жизни, музыку, искусство, философию, тоску и радость любви. Тревоги нет третий день. По радио передают сводку о потерях врага на фронтах. Общая картина не ясна, Думаю, что наши эвакуируемые никуда не уедут. Жалко, что посылают вещи – не погибли бы!
7/XII-41 г. Прекрасный зимний вечер. На фоне алого закатного неба четко вырисовываются застывшие в инее деревья, Словно вырезанные из мрамора рукой искусного ваятеля, они розовеют в закатных лучах, как будто наливаясь теплой кровью. А кровь, горячая кровь, льется совсем близко, и о ней нельзя забыть. По случаю выходного дня на улицах не так пустынно.
8/XII-41 г. Вспыхнул новый очаг войны – Япония и Америка. Как-то это отзовется на нас?
9/XII-41 г. Вокруг Москвы кольцом вспыхивают огни, они говорят о близости бон. Целый день падал снег, говорят, это хорошо, затрудняет путь вражеским танкам. С Москвы должно начаться поражение противника. Даже природа за Москву.
Сегодня получила вести из Хвалынска, едут с фондами дальше, в Кустанай. Неужели так велика опасность? Соберемся ли когда-нибудь снова вместе?
10/XII-41 г. Немцев отбивают то в одном, то в другом месте. Моя глубокая вера в неприступность Москвы оправдывается. Москва для Гитлера, так же как и для Наполеона, окажется роковой. Два часа ночи, радостная весть: нашими войсками отбиты Елец, Тихвин.
11/XII-41 г. Какое счастье! Какая великая радость! Оказывается, наши войска еще 6-го перешли в наступление: отбит целый ряд подмосковных сел и городов. Родная моя, любимая Москва, твои улицы не будет топтать тяжелый сапог германского солдата. Великая Россия, великая твоя судьба!
17/XII-41 г. Неприятеля гонят все дальше, но с питанием становится все хуже, в магазинах очереди, и паек часто пропадает.
18/XII-41 г. Жалованье не платят второй месяц, ходят слухи о переводе музея в Омск.
19/XII-41 г. Неожиданно настигло большое горе: получила извещение о сокращении и расписалась. Тяжело и морально и физически – после 23-летней работы, которой отдавала всю свою душу… Я не одна в таком положении, нас 65 человек, большинство старые работники и крупные специалисты.
22/XII-41 г. Открываются многие учебные заведения, а наш музей хотят закрывать. К вечеру стали поговаривать, что кое-кого из сокращенных оставляют.
31/XII-41 г. Последний день 1941 г. Иду к друзьям на Поклонную встречать Новый год. Мягкий лунный свет, все покрыто инеем. Яркая полная луна плывет между разорванными облаками. По снегу мелькают неуловимые огни и манят к безбрежным, теряющимся в голубом свете далям.
Новый год встретила хорошо, пила чай с конфетами и даже ели колбасу.
Январь 1942 года
2/I-42 г. Вот и Новый год; что-то он несет с собой, может быть мир, это величайшее счастье для миллионов людей.
3-5/I-42 г. Дров нет, в комнате 2-3 градуса. Ни думать, ни работать не в состоянии.
6/I-42 г. Тоскливый день. В прошлом году в этот день пропал мой котишка Грушенька. Десять дней я искала своего дорогого зверька, проливала слезы, тоскую до сих пор.
9-10/I-42 г. Дров нет. Холодно. 3амерзли трубы, нет воды. На улице мороз и метель. Зверьки мои жмутся к плитке.
10/I-42 г. Дежурила в Историческом музее: не знаю, то ли меня сокращают, то ли нет.
14-15/I-42 г. Наша армия продолжает двигаться вперед. Улаживаются и наши музейные дела. Многих сотрудников оставили, некоторых на полставки. Есть надежда, что оставят и меня, Вернулась А.С. Карпова, директор музея. В ее интересах оставить сотрудников.
Участие в подготовке Суворовской выставки
13-14/I-42 г. Приступили к работе по выставке Суворова. Это поможет забыть о еде.
15-29/I-42 г. Просмотр и подбор оружие к Суворовской выставке и составление списка. Работа над книгами по военной истории как подготовка к экскурсоведению. Работа над биографией Суворова. Выдача материалов для выставки в реставрацию.
18/1-42 г. Делали экспозицию Суворова: вешали портреты, выставляли оружие.
«Это битвы кровавой герой.
За собой, в жаркий бой
Он водил умирать
Молодую покорную рать».
Презрение к смерти внушается в каждую войну.
Участие в работе над выставкой «Разгром немецко-фашистских войск на подступах к Москве»
23/I-42 г. Совещание при дирекции по сбору материалов по выставке «Разгром фашистов под Москвой».
24/I-42 г. Работа над планом по сбору материала.
27/I-42 г. Сегодня была в Главном артиллерийском управлении, хлопотала о выдаче образцов оружия для музея.
3/II-42 г. Сегодня мое рождение. Исполнилось 55 лет. На душе грустно. Наступают позднеосенние дни, последние отблески заката. Хорошо, если впереди звездная или лунная ночь. В них есть глубокая мысль, песня. А если ночь будет темной, беспросветной? Будем верить в звездные ночи.
5/II-42 г. Сегодня достала стирального мыла, счастлива безмерно.
8/II-42 г. Мои именины. Ничего нет. С невероятным трудом достала две кружки (литр) молока по 18 руб.
9/II-42 г. На душе тоска, и голод дает себя чувствовать — все время хочется есть. Черный хлеб кажется лакомством. Сегодня получила чудесный подарок – 10 картофелин. Хочу идти в доноры.
10-12/II-42 г. Голод чувствуется все больше и больше. Получила 100 граммов масла за январь. Могу сварить десять супов. Получила письмо из Кустаная от наших сотрудников, уехавших туда с музейными фондами. Пишут, что пекли пироги с повидлом из тыквы.
17/II-42 г. Прекрасный солнечный день. На фоне наступающей весны с ее радостями жизни еще тяжелее смотреть на окружающее. Люди опускаются все больше и больше, особенно мужчины. Они до грубости раздражительны, одна мысль о пайке, о хлебе и они не могут подавить ее. Женщины, как всегда, выносливей. Очевидно, женскому организму меньше надо.
20/II-42 г. Сегодня один из счастливейших дней. Получила сметаны 600 граммов и 400 граммов печенья. Пью кофе (овсяный) с печеньем. Побаловала и своих кисюлек, они ведь вместе со мной переживают ужасы войны, согревают меня своим теплом в холодные ночи, когда в комнате замерзает вода.
23/II-42 г. Годовщина Красной Армии. В музее был доклад и чай. Домой возвращались в 8 вечера. Прекрасная ночь! Молодой месяц купался в голубом, прозрачном небе, окруженный трепетными звездами. По затемненным зданиям ползли легкие тени и таяли в серебряном свете. В сердце трепетала радость жизни. Какая-то безумная жажда жизни наполняла душу, а два часа спустя сильные выстрелы напомнили об ужасах смерти.
27/II-42 г. Утром радостная весть: разгромлена 16-я немецкая армия.
1/III-42 г. Вот и март. Среди дня солнце, капель, а утром и вечером твердый снег — наст, как говорят у нас в Пензенской губернии. Чудная лунная ночь. Воздух пронизан трепетным серебристым сияньем. Москва точно зачарованная в сиянье луны. Если бы не изредка встречающиеся на улицах люди и зеленые фары машин, то можно было бы подумать, что это город давно минувших веков, вымерший, брошенный людьми, застывший в великом молчании вечности, Как прекрасна ты, моя любимая Москва, в эти грозные, суровые дни!
5/III-42 г. Испортилось радио. Тоскливо. Не знаю что делается на фронте. К тому же холод ужасный. Легла спать в пальто.
6/III-42 г. Проснулась в начале второго, а может быть и раньше или позже – часы идут не точно, радио молчит. Страшная стрельба, дом дрожит так, как будто самолет над самой крышей, еще мгновение — всему конец. Но вера в жизнь и воля к ней так огромна, что совершенно нет страха. Уснула под стрельбу. Утром узнала, что было сброшено несколько бомб в районе Таганки, Чистых прудов и на Калужской. Разрушено много домов, засыпаны убежища, есть человеческие жертвы. Люди пошли спасаться и нашли смерть.
7/III-42 г. Сегодня был вечер в честь Женского дня. После доклада неплохой концерт. Вспомнился наш сотрудник Крайнов, прекрасно певший застольную. Где он? Жив ли? Он был в числе навернувшихся ополченцев. Когда артист запел эту песню, у многих на глазах были слезы. Я поняла, что вспомнили Крайнова. После художественной части дали по стакану сладкого чая и по бутерброду с колбасой, отрезав талончик карточки. В десять вечера возвращалась домой. На прозрачном бесцветном небе мерцали яркие звезды. Под ногами хрустел снег. Запахи отдаленной весны усиливали тоску. Внезапно началась стрельба, но скоро утихла, и ночь прошла спокойно.
10/III-42 г. Чувство постоянного недоедания начинает мучить все сильнее и сильнее. За зиму похудела на 20 кг. Кожа сморщилась совершенно. Кроме 500 г хлеба нет ничего. Постный суп – вода и овес. Сегодня взяла на рынке две кружки (литр) молока по 25 руб. кружка, чтобы понемножку подливать в теплую воду и белить суп моим котяткам. Я делюсь с ними моей столовой порцией супа.
12/III-42 г. Тихие ночи, солнечные дни. С фронта туманные известия. На душе тоска. Сегодня в 12 ночи сильная стрельба из орудий и пулеметов. С минуты на минуту жду тревоги — сижу в пальто при керосиновой коптилке и пишу дневник.
21-25/III-42 г. 9 суток нет света. Не могу писать. Тоска. Ночью как в могиле. Нет воды. За водой приходится ходить за 3 дома, а сегодня — так за целый квартал. Поблизости нет воды и. не пускают. Голод также усиливается. Кроме хлеба не дают ничего. В столовой один суп без каких бы то ни было жиров.
Сегодня ходила на рынок, хотела купить кружку молока. Молочницы нет ни одной. У одного прилавка народ с раннего утра ждет картошку, ее не везут. У другого прилавка народ ждет морковь, ее тоже нет.
26-28/III-42 г. Стрельба и тревога.
29/III-42 г. Возвращалась в сумерки от своих друзей. Чудесные лунные сумерки, все трепещет, словно купается в прозрачном лунном свете. Дома темно, сыро, нет воды. В 9 вечера тревога, бомбы сброшены в районе Мясницкой. Была днем на рынке. Баснословные цены, литр молока – 50 руб., 10 яиц – 350 руб., килограмм творога – 220 руб. и т.д., и всего этого очень ограниченное количество.
30/111-42 г. В 8 вечера снова стрельба и тревога. Всю ночь до утра сильнейшая стрельба.
