«Исторические параллели всегда поучительны, и особенное значение получают оне там, где исторический процесс не создает заметных граней между прошлым и настоящим…», – замечал историк и москвовед Василий Васильевич Нечаев в труде о чуме 1771 г. в Москве [1]. Памятная эпидемия представляет для нас, несомненно, большой интерес. Наблюдения медиков XVIII столетия и многие государственные меры борьбы с болезнью, не утратили актуальности и в наши дни.
![Описание моровой язвы, бывшей в столичном городе Москве с 1770. по 1772. год, С приложением всех для прекращения оной тогда установленных учреждений. По всевысочайшему повелению напечатано.](https://blog.mediashm.ru/wp-content/uploads/sites/9/2021/02/imgonline-com-ua-compressed-8dmqjejwdt.jpg)
В отделе книжного фонда хранятся два экземпляра книги «Описание моровой язвы, бывшей в столичном городе Москве с 1770 по I772 г.» (Москва, 1775) с приложением более ста государственных и врачебных документов той эпохи. Книговеды давно относят это издание к разряду библиофильских редкостей. Автор фундаментального труда (всего в книге более 600 страниц) Афанасий Филимонович Шафонский (1740–1811), коллежский советник, старший доктор Московского главного сухопутного госпиталя, доктор медицины Страсбургского университета, диагностировал первые случаи чумы в городе и боролся с ней до окончания эпидемии.
Один из экземпляров принадлежал историку, товарищу председателя Императорского Российского Исторического музея Ивану Егоровичу Забелину (1820–1908/1909). В книге штемпель его библиотеки и номер, проставленный розовыми чернилами. Судьба второго экземпляра сложнее. До того, как Исторический музей приобрел этот том в 1938 г., он принадлежал Межевой экспедиции Сената: об этом свидетельствует запись XVIII в. железо-галловыми чернилами на полях страниц. Позднее книга попала в усадьбу Остафьево. В верхней части форзаца есть надпись, на основании которой мы можем судить, что книга входила в собрание поэта, переводчика и литературного критика Петра Андреевича Вяземского (1792–1878).
Книга была издана Комиссией для предохранения и врачевания от моровой заразительной язвы, созданной по указу императрицы Екатерины II. Издание включает не только историю московской эпидемии 1770-х гг., но и теорию происхождения, распространения и лечения чумы. Значительную часть книги занимает приложение – указы Сената и Медицинской конторы, мнения Медицинского совета, различного рода инструкции, наставления, ведомости, рапорты врачей и т.д. «Моровой язвой» или «моровым поветрием» в России называли чуму, в Европе ее называли «черной смертью». Опасная болезнь была занесена в Российскую империю из Турции в 1769 г. во время русско-турецкой войны. Заболевших и скончавшихся от чумы было много с обеих сторон. Зародившись в Молдавии[2], через Украину (в августе 1770 г. болезнь уже свирепствовала в Киеве и Чернигове), она быстро проникла в центр России. В декабре 1770 г. признаки чумы появились в Москве: умерли один за другим несколько служителей госпиталя на Введенских горах[3], где лечились раненые. Старший доктор Московского главного сухопутного госпиталя А.Ф. Шафонский, который уже сталкивался с этой болезнью во время службы в армии, диагностировал моровую язву, с его диагнозом согласились и другие московские врачи, собравшиеся в Медицинской конторе. По совету медиков госпиталь был оцеплен военным караулом, любое сообщение с городом было прекращено. 15 января 1771 г. главнокомандующий в Москве фельдмаршал граф Петр Семенович Салтыков (1698–1772) доносил: «В госпитале на Введенских горах <…> Главнаго госпиталя доктор [А.Ф. Шафонский – И.Ф.] просил медицинскую контору, чтобы освидетельствовать, но ни один доктор не поехал, и разсуждали заочно»[4]. К марту заболевание внутри госпиталя прекратилось. За время изоляции заболело 27 человек, умерло – 22. В то же время болезнь косила рабочих Большого суконного двора у Каменного моста. С начала года там умерло 130 человек. Суконный двор закрыли, а зараженных людей изолировали в лазарете Николо-Угрешского монастыря. Суконный двор был не единственным очагом эпидемии. «Чумные» больницы открыли в Симоновом, Даниловском и Покровском монастырях. Для ухода за больными набирались в основном добровольцы.
В Москве был установлен карантинный режим: закрывались лавки, магазины, бани, мануфактуры, присутственные места. На первый план выдвигались предохранительные меры: изоляция и дезинфекция. Верным средством считалось полное прекращение контактов между больными и здоровыми. Жителям было рекомендовано воздерживаться «от многолюднаго соучастия и теснаго обращения»[5]. Автор «Описания» рекомендовал ввести, по сути, «бесконтактную доставку» – поставщик или человек, проживающий изолированно от всех домочадцев, должен был доставлять припасы к дому. Предварительно сделав запасы и заперев дворы, многие смогли избежать заражения. Перед использованием товары надо было опускать в воду или окуривать. В питейных домах вино отпускалось «в окна и двери, чрез зделанныя решетки»[6]. Чтобы уменьшить риски непосредственных контактов, на дорожных заставах при покупке продуктов между продавцами и покупателям устанавливались специальные заграждения, на которые клали товар. Деньги перед передачей держали в уксусе или окуривали[7]. После заявления о болезни какого-либо жителя в его дом направлялись доктора. При подтверждении диагноза заболевшего отправляли в чумную больницу, около дома ставили полицейский караул. Если человек умер, проболев меньше четырех дней, смерть признавалась сомнительной, а всех, кто проживал вместе с ним, отправляли в карантин. В книге два гравированных складных чертежа – планы «предохранительнаго дома» и больницы, специально разработанные для размещения «занемогающих и сумнительных». Шафонский подробно описывает устройство карантинных домов трех видов. Первые – для тех, кто соприкасался с зараженными; вторые – для тех, кто выздоровел, но должен «омыться, окуриться, передеться в чистое платье»; третьи – для прибывающих из зараженных городов и селений[8]. Срок изоляции для разных категорий составлял от 10-16 дней до 6 недель. Благородным людям граф Г.Г. Орлов передал свой каменный дом за Никитскими воротами, на Вознесенской улице[9].
В августе месяце Салтыков сообщал в Петербург о тяжести карантинных мер для народа. Население не верило в моровую язву, считало профилактические меры чрезмерными и часто их нарушало. Так, «лежащее по Троицкой дороге Государево село Пушкино от того только заразилось, и почти все вымерло, что один мужик из Рогожской Ямской слободы после умерших привез туда жене своей кокошник…»[10]. А.Ф. Шафонский писал: «Во время заразы в Москве неправое понятие о карантенах побудило простой народ отвергнуть всю пользу оных…»[11]. Тем не менее, врачи трудились без устали, несмотря на неприятие их работы. В августе 1771 г. доктор Шафонский подвергся нападению толпы в Лефортово и чудом спасся от смерти[12].
Раздражение простого люда нарастало. 16 сентября в Москве начался «чумной бунт», во время которого в Донском монастыре был зверски убит архиепископ Московский Амвросий (Зертис-Каменский, Андрей Степанович; 1708–1771). Причины и трагические события бунта отображены как в исторической, так и художественной литературе.
26 сентября в Москву прибыл граф Григорий Григорьевич Орлов (1734–1783), облеченный императрицей Екатериной II особыми полномочиями. Под его руководством был проведен целый ряд санитарных и полицейских мероприятий. Об этом свидетельствуют документы, опубликованные в «Описании моровой язвы».
Комиссия предложила медикам добровольно работать в больницах и предохранительных домах с получением в это время двойного годового жалования и сверх того на месяц докторам полагалось по 36 рублей, штаб-лекарям – по 30, лекарям и подлекарям – по 24, а ученикам – по 4 рубля 80 копеек. В случае благополучного окончания службы они получали право на хорошее место и новую одежду (старое платье сжигалось). В случае смерти семье полагалась пенсия – половинное годовое жалование мужа и отца[13].
Эпидемия, разразившаяся в Москве, имела страшные последствия для ее жителей. Вымирали целыми семьями, часто умерших некому было предать земле. Опасаясь потерять зараженные дома и имущество, жители скрывали больных родственников, мертвых прятали в домах, выбрасывали на улицы, зарывали в садах[14]. В сентябре 1771 г., «чтобы обыватели до мертвых не дотрагивались», было принято решение хоронить умерших в закрытых гробах[15]. Для таких захоронений за городом были устроены десять кладбищ. Священники должны были исповедовать и причащать умирающих через дверь или окно, отпевание проходило заочно. Литургию прихожанам разрешалось слушать только вне церкви, стоя на улице.
![Христинек Карл Людвиг (Логин Захарович). Портрет светлейшего князя Григория Григорьевича Орлова (1734-1783) и графа Алексея Григорьевича Орлова-Чесменского (1737-1807/08) и](https://blog.mediashm.ru/wp-content/uploads/sites/9/2021/02/imgonline-com-ua-compressed-6awg1aoega.jpg)
А.Ф. Шафонский отдал дань всем, боровшимся со страшной болезнью. По его словам, московские врачи «ежечасно почти целый год около многих зараженных язвою… обращалися, с крайней опасностию жизни своей…»[16]. Особенно большой была смертность среди младшего персонала. На страницах 623–633 помещена «Ведомость, Именная находящимся во время моровой заразительной язвы… разных чинов людям, о которых в описании не упоминается». Лекари, подлекари, лекарские ученики осматривали больных и умерших. Военные, отставные офицеры, фабричные рабочие закупали и привозили в больницы съестные припасы, одежду и обувь, доставляли заболевших в госпитали, выдавали им еду, стояли в карауле на заставах, при больницах, монастырях и предохранительных домах, служили в Сиротском доме, работали «курильщиками», дезинфицировали товары, отправляемые в разные города, и др. Многие из них «язву на себе имели» и «от заразы и померли».
Число жертв эпидемии точно установить невозможно. По сведениям А.Ф. Шафонского, в городе, госпиталях и карантинных домах в 1771 г. умерли 56672 человека, всплеск болезни пришелся на сентябрь и октябрь. В 1772 г. – 3592, в 1773 г. в городе скончались 7195 жителей, в 1774 г. – 7527, в 1775 г. чума унесла 6559 москвичей. То есть всего Москва потеряла 81545 человек[17].
Труд А.Ф. Шафонского – одна из первых научных работ о чуме, основанная на личном опыте ученого-эпидемиолога. Книга длительное время служила руководством по организации эпидемиологической службы в России.
Примечания:
- Нечаев В.В. Чума 1771 года в Москве / В. Нечаев. Москва, 1911. С. 5.
- Вступившим туда русским войскам пришлось действовать в местности, охваченной чумой. В конце 1769 г. жертвой болезни стал целый отряд, расположенный в Галаце, городе в устье Дуная.
- Введенские горы – возвышенная местность в Москве на левом берегу Яузы в районе современного района Лефортово.
- Цит. по: Соловьев С.М. Москва в 1770–1771 гг. // Русская старина. 1876. Октябрь. С. 191.
- Шафонский А.Ф. Описание моровой язвы, бывшей в столичном городе Москве с 1770 по I772 г. Москва, 1775. С. 77.
- Там же.
- Там же. С. 83.
- Там же. С. 21–31.
- Там же. С. 105.
- Там же. С. 76–77.
- Там же. С. 20.
- Там же. С. 83.
- Там же С. 106–107.
- Там же. С. V, 92, 137.
- Там же. С. 91.
- Там же. С. IV.
- Там же. С. 620–622.