«Исторические параллели всегда поучительны, и особенное значение получают оне там, где исторический процесс не создает заметных граней между прошлым и настоящим…», – замечал историк и москвовед Василий Васильевич Нечаев в труде о чуме 1771 г. в Москве [1]. Памятная эпидемия представляет для нас, несомненно, большой интерес. Наблюдения медиков XVIII столетия и многие государственные меры борьбы с болезнью, не утратили актуальности и в наши дни.
В отделе книжного фонда хранятся два экземпляра книги «Описание моровой язвы, бывшей в столичном городе Москве с 1770 по I772 г.» (Москва, 1775) с приложением более ста государственных и врачебных документов той эпохи. Книговеды давно относят это издание к разряду библиофильских редкостей. Автор фундаментального труда (всего в книге более 600 страниц) Афанасий Филимонович Шафонский (1740–1811), коллежский советник, старший доктор Московского главного сухопутного госпиталя, доктор медицины Страсбургского университета, диагностировал первые случаи чумы в городе и боролся с ней до окончания эпидемии.
Один из экземпляров принадлежал историку, товарищу председателя Императорского Российского Исторического музея Ивану Егоровичу Забелину (1820–1908/1909). В книге штемпель его библиотеки и номер, проставленный розовыми чернилами. Судьба второго экземпляра сложнее. До того, как Исторический музей приобрел этот том в 1938 г., он принадлежал Межевой экспедиции Сената: об этом свидетельствует запись XVIII в. железо-галловыми чернилами на полях страниц. Позднее книга попала в усадьбу Остафьево. В верхней части форзаца есть надпись, на основании которой мы можем судить, что книга входила в собрание поэта, переводчика и литературного критика Петра Андреевича Вяземского (1792–1878).
Книга была издана Комиссией для предохранения и врачевания от моровой заразительной язвы, созданной по указу императрицы Екатерины II. Издание включает не только историю московской эпидемии 1770-х гг., но и теорию происхождения, распространения и лечения чумы. Значительную часть книги занимает приложение – указы Сената и Медицинской конторы, мнения Медицинского совета, различного рода инструкции, наставления, ведомости, рапорты врачей и т.д. «Моровой язвой» или «моровым поветрием» в России называли чуму, в Европе ее называли «черной смертью». Опасная болезнь была занесена в Российскую империю из Турции в 1769 г. во время русско-турецкой войны. Заболевших и скончавшихся от чумы было много с обеих сторон. Зародившись в Молдавии[2], через Украину (в августе 1770 г. болезнь уже свирепствовала в Киеве и Чернигове), она быстро проникла в центр России. В декабре 1770 г. признаки чумы появились в Москве: умерли один за другим несколько служителей госпиталя на Введенских горах[3], где лечились раненые. Старший доктор Московского главного сухопутного госпиталя А.Ф. Шафонский, который уже сталкивался с этой болезнью во время службы в армии, диагностировал моровую язву, с его диагнозом согласились и другие московские врачи, собравшиеся в Медицинской конторе. По совету медиков госпиталь был оцеплен военным караулом, любое сообщение с городом было прекращено. 15 января 1771 г. главнокомандующий в Москве фельдмаршал граф Петр Семенович Салтыков (1698–1772) доносил: «В госпитале на Введенских горах <…> Главнаго госпиталя доктор [А.Ф. Шафонский – И.Ф.] просил медицинскую контору, чтобы освидетельствовать, но ни один доктор не поехал, и разсуждали заочно»[4]. К марту заболевание внутри госпиталя прекратилось. За время изоляции заболело 27 человек, умерло – 22. В то же время болезнь косила рабочих Большого суконного двора у Каменного моста. С начала года там умерло 130 человек. Суконный двор закрыли, а зараженных людей изолировали в лазарете Николо-Угрешского монастыря. Суконный двор был не единственным очагом эпидемии. «Чумные» больницы открыли в Симоновом, Даниловском и Покровском монастырях. Для ухода за больными набирались в основном добровольцы.
В Москве был установлен карантинный режим: закрывались лавки, магазины, бани, мануфактуры, присутственные места. На первый план выдвигались предохранительные меры: изоляция и дезинфекция. Верным средством считалось полное прекращение контактов между больными и здоровыми. Жителям было рекомендовано воздерживаться «от многолюднаго соучастия и теснаго обращения»[5]. Автор «Описания» рекомендовал ввести, по сути, «бесконтактную доставку» – поставщик или человек, проживающий изолированно от всех домочадцев, должен был доставлять припасы к дому. Предварительно сделав запасы и заперев дворы, многие смогли избежать заражения. Перед использованием товары надо было опускать в воду или окуривать. В питейных домах вино отпускалось «в окна и двери, чрез зделанныя решетки»[6]. Чтобы уменьшить риски непосредственных контактов, на дорожных заставах при покупке продуктов между продавцами и покупателям устанавливались специальные заграждения, на которые клали товар. Деньги перед передачей держали в уксусе или окуривали[7]. После заявления о болезни какого-либо жителя в его дом направлялись доктора. При подтверждении диагноза заболевшего отправляли в чумную больницу, около дома ставили полицейский караул. Если человек умер, проболев меньше четырех дней, смерть признавалась сомнительной, а всех, кто проживал вместе с ним, отправляли в карантин. В книге два гравированных складных чертежа – планы «предохранительнаго дома» и больницы, специально разработанные для размещения «занемогающих и сумнительных». Шафонский подробно описывает устройство карантинных домов трех видов. Первые – для тех, кто соприкасался с зараженными; вторые – для тех, кто выздоровел, но должен «омыться, окуриться, передеться в чистое платье»; третьи – для прибывающих из зараженных городов и селений[8]. Срок изоляции для разных категорий составлял от 10-16 дней до 6 недель. Благородным людям граф Г.Г. Орлов передал свой каменный дом за Никитскими воротами, на Вознесенской улице[9].
В августе месяце Салтыков сообщал в Петербург о тяжести карантинных мер для народа. Население не верило в моровую язву, считало профилактические меры чрезмерными и часто их нарушало. Так, «лежащее по Троицкой дороге Государево село Пушкино от того только заразилось, и почти все вымерло, что один мужик из Рогожской Ямской слободы после умерших привез туда жене своей кокошник…»[10]. А.Ф. Шафонский писал: «Во время заразы в Москве неправое понятие о карантенах побудило простой народ отвергнуть всю пользу оных…»[11]. Тем не менее, врачи трудились без устали, несмотря на неприятие их работы. В августе 1771 г. доктор Шафонский подвергся нападению толпы в Лефортово и чудом спасся от смерти[12].
Раздражение простого люда нарастало. 16 сентября в Москве начался «чумной бунт», во время которого в Донском монастыре был зверски убит архиепископ Московский Амвросий (Зертис-Каменский, Андрей Степанович; 1708–1771). Причины и трагические события бунта отображены как в исторической, так и художественной литературе.
26 сентября в Москву прибыл граф Григорий Григорьевич Орлов (1734–1783), облеченный императрицей Екатериной II особыми полномочиями. Под его руководством был проведен целый ряд санитарных и полицейских мероприятий. Об этом свидетельствуют документы, опубликованные в «Описании моровой язвы».
Комиссия предложила медикам добровольно работать в больницах и предохранительных домах с получением в это время двойного годового жалования и сверх того на месяц докторам полагалось по 36 рублей, штаб-лекарям – по 30, лекарям и подлекарям – по 24, а ученикам – по 4 рубля 80 копеек. В случае благополучного окончания службы они получали право на хорошее место и новую одежду (старое платье сжигалось). В случае смерти семье полагалась пенсия – половинное годовое жалование мужа и отца[13].
Эпидемия, разразившаяся в Москве, имела страшные последствия для ее жителей. Вымирали целыми семьями, часто умерших некому было предать земле. Опасаясь потерять зараженные дома и имущество, жители скрывали больных родственников, мертвых прятали в домах, выбрасывали на улицы, зарывали в садах[14]. В сентябре 1771 г., «чтобы обыватели до мертвых не дотрагивались», было принято решение хоронить умерших в закрытых гробах[15]. Для таких захоронений за городом были устроены десять кладбищ. Священники должны были исповедовать и причащать умирающих через дверь или окно, отпевание проходило заочно. Литургию прихожанам разрешалось слушать только вне церкви, стоя на улице.
А.Ф. Шафонский отдал дань всем, боровшимся со страшной болезнью. По его словам, московские врачи «ежечасно почти целый год около многих зараженных язвою… обращалися, с крайней опасностию жизни своей…»[16]. Особенно большой была смертность среди младшего персонала. На страницах 623–633 помещена «Ведомость, Именная находящимся во время моровой заразительной язвы… разных чинов людям, о которых в описании не упоминается». Лекари, подлекари, лекарские ученики осматривали больных и умерших. Военные, отставные офицеры, фабричные рабочие закупали и привозили в больницы съестные припасы, одежду и обувь, доставляли заболевших в госпитали, выдавали им еду, стояли в карауле на заставах, при больницах, монастырях и предохранительных домах, служили в Сиротском доме, работали «курильщиками», дезинфицировали товары, отправляемые в разные города, и др. Многие из них «язву на себе имели» и «от заразы и померли».
Число жертв эпидемии точно установить невозможно. По сведениям А.Ф. Шафонского, в городе, госпиталях и карантинных домах в 1771 г. умерли 56672 человека, всплеск болезни пришелся на сентябрь и октябрь. В 1772 г. – 3592, в 1773 г. в городе скончались 7195 жителей, в 1774 г. – 7527, в 1775 г. чума унесла 6559 москвичей. То есть всего Москва потеряла 81545 человек[17].
Труд А.Ф. Шафонского – одна из первых научных работ о чуме, основанная на личном опыте ученого-эпидемиолога. Книга длительное время служила руководством по организации эпидемиологической службы в России.
Примечания:
- Нечаев В.В. Чума 1771 года в Москве / В. Нечаев. Москва, 1911. С. 5.
- Вступившим туда русским войскам пришлось действовать в местности, охваченной чумой. В конце 1769 г. жертвой болезни стал целый отряд, расположенный в Галаце, городе в устье Дуная.
- Введенские горы – возвышенная местность в Москве на левом берегу Яузы в районе современного района Лефортово.
- Цит. по: Соловьев С.М. Москва в 1770–1771 гг. // Русская старина. 1876. Октябрь. С. 191.
- Шафонский А.Ф. Описание моровой язвы, бывшей в столичном городе Москве с 1770 по I772 г. Москва, 1775. С. 77.
- Там же.
- Там же. С. 83.
- Там же. С. 21–31.
- Там же. С. 105.
- Там же. С. 76–77.
- Там же. С. 20.
- Там же. С. 83.
- Там же С. 106–107.
- Там же. С. V, 92, 137.
- Там же. С. 91.
- Там же. С. IV.
- Там же. С. 620–622.