Не будет преувеличением сказать, что тема русских военнопленных в эпоху Отечественной войны 1812 года не так хорошо разработана, как тема военнопленных Великой армии, по которой защищена не одна диссертация. Не так много у нас изображений русских пленных, которых могли рисовать иностранные художники, как правило, участники русской кампании 1812 года, либо очевидцы событий в период заграничных походов. Этот иллюстрированный ряд плохо изучен, не выделен отдельным блоком, поэтому это первая попытка обратиться к теме изображений русских военнопленных на основе графических произведений из собрания Государственного исторического музея. В первую очередь, речь пойдет о творчестве немецких художников Альбрехта Адама (1786–1862) и Христиана Вильгельма Фабер дю Фора (1780–1857), являющихся, без сомнения, иллюстрированной энциклопедией 1812 года.
Рисунков с русскими военнопленными в собрании Государственного исторического музея найдено немного, три из них относятся к июльским событиям 1812 года, происходившим на территории современной Беларуси – в местечке Камень и Бешенковичах. В Камени 21–22 июля находилась главная квартира вице-короля Евгения Богарне. Там же, по свидетельству Армана Коленкура, 23 июля ночевал Наполеон. На живописном оригинале Альбрехта Адама, хранящемся в Государственном Эрмитаже, изображен дом в Камени, занятый главной квартирой, и караул из солдат итальянской «Почетной гвардии». На литографии, хранящейся в Историческом музее под названием «Русский военнопленный в Главной квартире в местечке Камень 21 июля 1812», изображена жанровая сцена на пороге помещичьего дома, занятого Главной квартирой.
Литография А. Лакруа по рисунку А. Адама
1827-1833 гг.
Мы видим трех офицеров, два из которых мирно беседуют. Кто они, нам довольно подробно разъяснил сам художник Адам в комментарии к опубликованному в 1830-х гг. альбому литографий: «22 июля один из стрелков с аванпостов приводит в Главную квартиру Вице-короля русского пленного, который из-за того, что его конвоируют одного, привлекает всеобщее внимание. Он уже настолько освоился с солдатами наших аванпостов, с которыми он пил и ел, что даже в присутствии принца, для разговора с которым его привели, он демонстрирует всем своим видом и манерами бесстрашие, граничащее с дерзостью». Действительно, поза стоящего в центре русского офицера, довольна свободная; недоумение вызывает оружие, висящее на левом боку и не отнятое при пленении. С кем же русский пленный так непринужденно беседует? Адам объясняет: «Человек, находящийся на рисунке напротив пленного, мамелюк, с которым принц был в экспедиции в Египте и который служил ему верой и правдой и был полностью предан своему господину».
Сравнительный анализ живописного портрета мамелюка Рустама кисти французского художника Жак-Николя Пайо де Монтабера (1771–1849) из собрания парижского Musée de ‘Armée и графическое изображение офицера на литографии допускает сходство этих персонажей, не смотря на отсутствие привычного головного убора у верного сподвижника Наполеона. Адам, очевидно, симпатизировал Мамелюку, более того, по словам художника, «был дружен с ним во время кампании и с большим удовольствием достоверно изображал его». При этом художник отмечал безусловные добродетели верного слуги императора: искренность, честность, смелость, надежность и немногословность.
Судьба военнопленного, изображенного на рисунке, нам известна тоже со слов художника, который писал: «На следующий день поднялся шум, который предоставил пленному некоторую свободу, и он этим воспользовался, чтобы незаметно ускользнуть под покровом темноты, при этом никто не мог обнаружить никаких следов его побега. Это происшествие породило всякого рода догадки, которые мы не будем излагать, и показало, что не стоило ему доверять». Таким образом, на основе авторских пояснений к рисункам, мы можем констатировать существование реального эпизода, случившегося в Камени, хотя хронология описываемого дня (22 июля) и подпись к литографии (21 июля) не совпадают.
События последующих дней, развернувшиеся в Бочейково 23 и 24 июля, в результате которых, по словам офицера итальянской королевской гвардии Цезаря де Ложье, при отступлении к Бешенковичам французы захватили 8 пушек и 600 пленных, отражены в рисунках сразу двух очевидцев: А.Адама и Х.Фабер дю Фора.
Эпизод транспортировки русских военнопленных запечатлен Адамом сначала в рисунке, потом в живописи на картоне (хранится в Государственном Эрмитаже) и позднее был литографирован. Это один из редких случаев, когда литографированный вариант не отличается от оригинала, рисунок воспроизведен без изменений, с сохранением первоначального названия «Транспорт русских пленных 25 июля 1812 года».
Литография А. Лакруа по рисунку А. Адама
1827-1833 гг.
Здесь мы видим, как польские уланы конвоируют группу русских пленных лейб-гусар и драгун. Художник прокомментировал свой рисунок следующим образом: «Во время боя под Островно было захвачено много пушек, ящиков с боеприпасами и пленных, большинство из которых – драгуны и казаки императорской гвардии. Кроме того, на поле сражения оставили много убитых. Главная дорога была усеяна различными вещами, боеприпасами, оружием всех видов и трупами лошадей. На этом рисунке изображена колонна русских военнопленных, которых польские уланы ведут по дороге из Островно в Бешенковичи».
Поскольку, как известно, Альбрехт Адам прошел с армией весь путь только до Москвы, а потом вернулся в Германию, самое время обратиться к творчеству другого немецкого художника, артиллерийского офицера из свиты кронпринца Вильгельма Вюртембергского Фабер дю Фора, отобразившего дальнейшее передвижение русских военнопленных.
29 июля 1812 года на берегу Двины в окрестностях Бешенковичей Фабер дю Фор зарисовал группу военнопленных.
Литография Э. Еммингера по рисунку Х.В. Фабер дю Фора
1831-1843 гг.
Впоследствии этот лист был литографирован Эберхардом Эммингером и опубликован в «Иллюстрированном дневнике» художника («Blätter aus meinem Portefeuille im Laufe des Feldzugs 1812. In Russland an Ort und Stelle gezeichnet») с комментарием: «Форсированными маршами мы прибыли в Бешенковичи, что на левом берегу Двины, ибо император, желая помешать противнику продолжать отступление, неустанно преследовал его. Мы предали огню расположенное на правом берегу предместье, чтобы соорудить на его месте предмостное укрепление, которое в случае неудачи обеспечивало бы нам отступление. Черный вихрь дыма взмыл к небесам, и скоро дома русских, построенные из дерева, превратились в кучу пепла. Для прикрытия моста одну пушку, что у дороги, из Круковичей направили на место, где река делает поворот». Автор комментария ничего не говорит о группе военных, расположенных в левой части рисунка, но по нашему предположению, это изображены те самые русские, которые были захвачены в плен накануне. На это указывает их форма одежды и скатки в руках.
В «Иллюстрированном дневнике» Фабер дю Фора есть еще один графический лист с конкретным изображением русских военнопленных. Это литография очерком Адольфа фон Гнаута (1812–1876) с подписью «В окрестностях Валуева 8 сентября 1812 года».
Литография А. Гнаута по рисунку Х.В. Фабер дю Фора
1831-1843 гг.
В пояснительном тексте к упомянутому листу Фабер дю Фора, написанному, вероятно, товарищем художника по русскому походу майором Генерального штаба Вюртемберга Ф. фон Кауслерем, говорится о потерях русских и французов после Бородинского сражения. Автор не только подводит итоги «столь дорого купленной победы», но и явно сочувствует русским военнопленным: «Какой ужасной была участь этих пленных! Отправленные через Смоленск к прусской границе, страдая от голода среди всеобщей нужды и зачастую лишенные самого элементарного ухода, почти все они погибли еще на родной земле».
Перечисленными четырьмя рисунками участников Русского похода Адама и Фабер дю Фора не исчерпывается изобразительный ряд русских военнопленных. В собрании Государственного исторического музея хранятся еще две интересные работы, одна из которых французская литография с подписью: «Пленные русские и австрийцы во Франции». Этот лист художника Марле, в цвете и без, отпечатанный в королевской литографии Ластери после 1817 г., до революции находился в собраниях сразу двух московских коллекционеров – Петра Ивановича Щукина и Павла Яковлевича Дашкова.
Литография Марле, 1814 г.
Жанровая сцена изображает военных в круге, с босыми ногами, в окружении двух маркитанок, предлагающих пленным вино и фрукты.
В собрании П.Я. Дашкова, совершенно случайно был обнаружен неизвестный ранее рисунок с карандашной пометой на обороте: «Русские пленные в Париже, февраль 1814?»
На нем изображено конвоирование национальными гвардейцами представителей российской армии, среди которых можно разглядеть пехотинца, кирасира, казаков, крымского татарина. Скорее всего, все пленные принадлежат к нижним чинам, и на рисунке отображены события зимы 1813–1814 годов, до вступления союзников в Париж.
И, наконец, всем хорошо известный по многочисленным публикациям акварельный рисунок немецкого художника Георга Опица «Казак во главе импровизированного шествия мимо китайских бань» был ошибочно трактован разработчиками сайта «1812», как изображение русских пленных («Национальные гвардейцы конвоируют пленных русских солдат и казаков по улицам Парижа»).
Акварель Г. Опица, 1815
И хотя в книге Е.И. Иткиной и В.М. Безотосного «Казаки в Париже в 1814 году» еще семь лет назад этот сюжет был подробно описан, в интернете наш рисунок «гуляет» под тем же названием. На самом деле, Опиц здесь изобразил патруль: «Для охраны спокойствия гражданского населения Парижа и соблюдения порядка союзными войсками по городу в то время наряжались совместные патрули, куда входили и французские солдаты национальной гвардии».
Таким образом, на примере произведений оригинальной и печатной графики из собрания ГИМ можно утверждать, что тема русских пленных не была обойдена вниманием художниками. Военнопленные были скорее дополнительным фоном к основному изображению, нежели отдельной темой.
Авторы — Букреева Елена, Назарян Елена