Юрьевское Евангелие можно по праву назвать одной из самых выдающихся древнерусских рукописей XII в. Свое название оно получило по месту своего вклада – Юрьеву монастырю в Новгороде. Годы ее создания определяются по времени деятельности игумена этого монастыря Кириака, упомянутого в записи писца Феодора Угринца в конце рукописи: «Аз грешный Феодор написал Евангелие это рукою грешною святому мученику Георгию в монастырь Новгороду при Кирияке игумене и Савве икономе. Угринец писал». Игумен Кириак дважды встречается в I Новгородской летописи: в сообщении об основании главной каменной церкви Юрьева монастыря в 1119 г. и в статье 1128 г., где говорится о его кончине. Эти две даты и ограничивают время написания Юрьевского Евангелия. Сложно определить, какая из них является более вероятной: к 1119 г. относится закладка, а к 1130 г. – освящение уже расписанного фресками Георгиевского собора Юрьева монастыря, для которого эта рукопись предназначалась. Она могла быть заказана как одновременно с началом строительства собора, так и к окончательному его освящению. Игумен Кириак и иконом Савва выступают в записи писца не заказчиками, а лишь маркерами времени: Евангелие написано в Юрьев монастырь в Новгород в правление таких-то. Личность заказчика этого роскошного кодекса является предметом для дискуссий. Для нас очевидно, что им мог быть только Мстислав Великий.
Мстислав, сын великого князя Владимира Мономаха, княжил в Новгороде с рубежа 1080–1090-х гг. до 1117 г., когда он был вызван в Киев отцом для подготовки на великое княжение. После смерти отца в 1125 г. он занял великокняжеский стол и оставался на нем вплоть до смерти в 1132 г. Несмотря на свой уход из Новгорода, Мстислав до конца жизни был связан со своим городом, который «вскормил» его себе с юношеских лет, и где он стал родоначальником первой новгородской княжеской династии. Перейдя в Киев по воле отца, он оставил на новгородском столе своего старшего сына Всеволода-Гавриила. После смерти первой жены в 1122 г. женился на дочери новгородского посадника Завида. Новгородцы любили его и после смерти своего князя в 1132 г. долго чтили его память.
Юрьев монастырь в Новгороде является родовым княжеским ктиторским монастырем. (Кт′итор – частное лицо, по воле и на деньги которого основывалась в средневековье обитель). До летописного известия о закладке в 1119 г. Георгиевского собора о Юрьевом монастыре нет никаких сведений. Велика вероятность его создания незадолго до этого события, перед уходом Мстислава в Киев. Обычно каменный собор строился в уже основанной обители, имеющей деревянные постройки. В Новгородской I летописи это событие описано так: «Заложи Кюрьякъ игуменъ и князь Всеволодъ церковь камяну манастырь святого Георгия Новегороде». Согласно сохранившейся жалованной грамоте Мстислава и Всеволода 1130 г., по случаю уже освящения вновь построенного Георгиевского собора, именно Мстислав обеспечивает финансовое благополучие монастыря – делает туда вклад, повелев княжившему в Новгороде сыну Всеволоду дать монастырю село Буйце «с даням и с вирами, и с продажами». Несмотря на очевидный ктиторский патронат над монастырем Мстислава и Всеволода, в XIX в. при решении вопроса о его основателе исследователи выдвинули бездоказательное предположение о закладке этой обители Ярославом Мудрым в 1030 г. Они искали князя-ктитора, чьим небесным покровителем был бы св. Георгий, поскольку все княжеские монастыри того времени были посвящены небесному патрону ктитора или членов его семьи. Мстислав носил крестильное имя Феодор, а его сын Всеволод – Гавриил. До их деятельности по обустройству этой обители среди связанных с Новгородом князей лишь Ярослав Мудрый имел небесным покровителем св. Георгия. Поэтому он и был назначен на роль основателя Юрьева монастыря, начало которого произвольно относится к середине XI в.
Однако известно, что Мстислав носил второе мирское имя – Харальд, данное в честь деда по матери, последнего англо-саксонского короля, погибшего в битве с норманнами, возглавляемых Вильгельмом Завоевателем. Именно под именем Харальда Мстислав упоминается в скандинавских источниках и, вероятно, только так он был известен в европейских странах, где воспринимался как последний прямой наследник англо-саксонской династии. Поэтому, не исключено, что он мог иметь вслед за вторым мирским именем и второго небесного покровителя, связанного с его английскими предками, – св. Георгия. В историографии патрональная связь св. Георгия с Мстиславом обычно считается ошибкой. Однако свидетельство об этом нескольких источников не позволяет нам игнорировать такую возможность. Именно так – Гюрги – он назван в Лаврентьевской летописи в сообщении о смерти его внука Мстислава Ростиславича (ср. известия под 1179 и 1180 г.). В Новгородской III летописи в сообщении о закладке в 1113 г. собора св. Николая на Ярославовом дворище, его основателем называется Мстислав, «нареченный во святом крещении Георгий». Эту же информацию повторяет более позднее пространное Чудо св. Николая, «и что ради церковь святаго Николаа соборная, иже на торговой стране, на Ярославле дворище, именуется».
Можно предположить, что «Георгий» было патрональным именем его английского деда Харальда, которое наряду с его мирским именем могло быть перенесено на его единственного правящего потомка Мстислава–Харальда. В любом случае, в источниках нет никаких свидетельств о широком церковном строительстве в Новгороде Ярослава Мудрого, лишь участвовавшего вместе с сыном, новгородским князем Владимиром, в закладке там кафедральной св. Софии. В то же время очевиден особый патронат Мстислава Великого над Юрьевым монастырем, о котором он продолжает заботиться, делая вклады через сына Всеволода, даже уйдя на киевское княжение.Эту мысль подтверждает величина вклада каждого ктитора, указанная в жалованной грамоте 1130 г.: Всеволод, будучи новгородским князем, дает монастырю серебряное блюдо, а Мстислав – земельные владения для обеспечения жизнедеятельности обители.
Очевидно, что заказ дорогого напрестольного Евангелия для Юрьевского монастыря был сделан на деньги ктиторов – Мстислава и его сына Всеволода, обеспечивающих новый храм и монастырь необходимыми книгами и церковной утварью. Хотя формально в выходной записи его писца Феодора Угринца указываются лишь игумен и иконом, которые управляли монастырем и непосредственно заказали Феодору изготовление рукописи. Она была выполнена в столичных киевских скрипториях. На это указывает, прежде всего, запись самого Феодора Угринца, который отмечает, что пишет Евангелие «в монастырь Новгороду». Так мастер обозначает выполнение им заказа в другой город, работающий же в самом Новгороде так выразиться не мог. Анализ языковых данных свидетельствует также о неновгородском, южнорусском, диалекте писца. Кроме того, особенности почерка первого листа Юрьевского Евангелия, написанного специально приглашенным писцом-каллиграфом, делают его чрезвычайно близким к почерку писца Алексы, создавшего в Киеве десятилетием раньше роскошное Мстиславово Евангелие. Это указывает на одну школу, к которой эти каллиграфы принадлежали.
Еще одной загадкой Юрьевского Евангелия является его декоративное оформление, которое не имеет аналогий в древнерусской книжной традиции. Оно обладает выдающимся комплексом украшений, однако очень своеобразным. В отличие, например, от Мстиславова Евангелия 1103–1113 гг., созданного по повелению того же заказчика несколько ранее, в Юрьевском Евангелии мы не встретим сложной живописной техники: все украшения в нем выполнены киноварным контуром. Эта кажущаяся простота компенсирована чрезвычайно пышными и обильными орнаментальными мотивами как на парадном фронтисп′исе – декоративной орнаментально украшенной странице на развороте слева от начала текста, так и в 365 больших киноварных двухконтурных инициалах высотой в 5–6 строк. Композиция и орнаментальная схема всех 365 инициалов, выполненных, в целом, в рамках византийского стиля, ни разу не повторяется. При этом удивляет сочетание сложных композиций и мотивов с простой техникой контурного рисунка, без использования присущих парадным рукописям живописной техники.
Недалеко от истины высказывание, что Юрьевское Евангелие – это «энциклопедия» древнерусского орнамента. Вероятно, этот кодекс являлся тем самым альбомом орнаментальных образцов, который создавался специально для последующего копирования при создании новых рукописей. Византийское и русское средневековое искусство являлось каноничным, создаваемом по авторитетному образцу. Именно утвержденные канонические формы повторялись художниками в новых произведениях. Такими образцами или моделями могли служить как художественно совершенные произведения искусства, так и книги образцов, фиксирующие часто только иконографическую схему. В древнерусском искусстве сохранились лишь поздние сборники образцов – «иконописные подлинники» XVII–XVIII вв. В византийской традиции известны и более ранние книги иконописных образцов XV в. Однако сборников образцовых орнаментов, в которых распространялись актуальные и модные на тот момент мотивы декорации рукописных памятников из центральных авторитетных скрипториев в местные книгописные мастерские, исследователи до сих пор не фиксировали. Полагаем, что эту дополнительную функцию выполняло Юрьевское Евангелие, основным предназначением которого было использование при богослужении в монастырском Георгиевском соборе.
К первой четверти XII в. относятся созданные уже в Новгороде богослужебные книги для Юрьева монастыря. Возможно, именно в это время там мог формироваться монастырский скрипторий. Поэтому в обители и, возможно, шире – в городских скрипториях стало актуальным художественное оформление рукописей, для которого были необходимы сборники орнаментальных образцов. Техника киноварного контурного рисунка в той или иной степени была доступна практически каждому писцу, в то время как полихромная живопись была уделом немногих художников. Это соображение, вероятно, объясняет отказ создателей образцовых орнаментов Юрьевского Евангелия от сложной живописной техники. Кроме того, использование плотных красок в раскраске инициалов привело бы к тому, что основа рисунков – киноварный контур – была бы полностью или частично закрыта. Это сделало бы затруднительным их дальнейшее копирование. Поэтому все многочисленные и разнообразные инициалы Юрьевского Евангелия были созданы только киноварным контуром, являвшегося каркасом любого рисунка. Благодаря этому позднее из этого набора максимального большого числа образцовых орнаментальных композиций и мотивов каждый писец-декоратор, не зависимо от степени подготовки, мог выбрать образец любой степени сложности. Наше предположение об особом статусе Юрьевского Евангелия как книге орнаментальных образцов подтверждается тем, что схожие орнаменты мы встречаем в инициалах других новгородских рукописей XII в.
Новой загадкой этой рукописи, не нашедшей пока своего объяснения, является ее редакция евангельского текста. Типологически Юрьевское Евангелие является полным áпракосом, т.е. кодексом, содержащим евангельские чтения на все дни года, которые расположены в той последовательности, что требует богослужение. Классическим и образцовым кодексом полного апракоса является Мстиславово Евангелие 1103–1113 гг., и большинство последующих рукописей отражает восходящий к нему текст. Однако Юрьевское Евангелие содержит иную редакцию текста полного апракоса, не зафиксированную больше ни в одном списке. Причины и обстоятельства возникновения этой особой редакции до сих пор не известны.