«Серыми шинелями» называли рядовых солдат и младший командный состав, в том числе унтер-офицеров.
С 26 мая по 4 сентября 2017 г. в Историческом музее проходила выставка «За други своя», посвященная 140-летнему юбилею войны за освобождение Болгарии 1877–1878 гг. Среди ее экспонатов есть незаметная потертая тетрадь – дневник участника русско-турецкой войны унтер-офицера лейб-гвардии Кексгольмского полка Никиты Ефремова. Автор просто и бесхитростно описывает события, участником которых ему довелось быть, делится своими ежедневными заботами, горестями и радостями. Народный язык, непосредственность и несомненное чувство юмора придают его тексту особый колорит и обаяние. Несколько небольших сюжетов из дневника предлагаем вниманию читателя.
«Три дня мы ползли все выше да выше [через Балканы], – чем выше поднимаешься, тем делается холодней: уже и снег лежит и расстаивать не хочет, еще выше уже и морозы пошли, а снег не перестает, что выше, то морозы сильнеют. Наши ребята приуныли, потому что большая часть людей пообносилась. Стали мы делать лапти из сырой кожи – ничего, можно и в лаптях воевать, за все – слава Богу».
Что стоит за лаконичной фразой Никиты Ефремова «большая часть людей пообносилась» можно представить хотя бы по тексту телеграммы главнокомандующего великого князя Николая Николаевича на имя Д.А. Милютина, в которой говорилось: «Гвардейские войска от стоянки и работы на высоких Балканах и при походе через них остались …без сапог уже давно, а теперь окончательно без шаровар. Мундиры и шинели – одни лохмотья и то без ворса, на них одна клетчатка. У большинства белья нет, а у кого осталось, то в клочьях и истлевшее. Прошу убедительно, немедленной, энергичной высылки всякого рода одежды и обуви для гвардии. Даже турецкие одеяния, найденные в Орхание и выданные офицерам и людям, уже все изорвалось при неимоверно трудных и гигантских работах перехода через Балканы».
«Мороз доходит градусов около восьми, – продолжает повествование автор дневника, – а все еще снег идет и при постоянном движении не дает замерзнуть грязи. Артиллерия, обозы, войско, кавалерия, пехота – все месит грязь. Как-нибудь мы перегоревали эту ночь. В снегу на морозе уже плохой сон <…> Нам предстояло идти вправо, прямо на горы, но на горы лошадь уже орудие везти не может, и надо нам уже впрягаться. Мы, подойдя к уступу горы, отдохнули, подвезли наши пушки, мы их зацепили канатами и тронулись вверх на горы, а – ветер, метель, мороз <…> в движении все это ничего – пока тащили орудие, обыкновенно каждый был в движении, каждый работал, слушал команды: «раз, – два, – три, – бери!», и каждый тянул и нагревался». Когда остановились на ночевку, то почувствовали и мороз, и редкий воздух, и глубокий снег, и ветер. «Как ночевать? Все на нас мокрое, – а надо ночевать. Стали мы снег разгребать, деревьев здесь много, стали сучья ломать, да рубить, да огонь раскладывать, да греться… А спать уже нельзя, потому – не успеешь глаза отвести, как мороз уже пробирает до самых костей. Что делать? Опять – к огню греться, а ночь велика. Но, слава Богу, ночь прошла, стало белеть на востоке, надо браться опять за пушки».
Оказалось, что втащить пушки на перевал было делом менее сложным, чем спустить их вниз. «Дело наше пошло уже вниз, думали, что будет лучше, а вышло хуже. Мороз на утро гораздо сильней, тронем орудию вниз, а сверху держим за канаты, но снег, мороз, ноги наши скользаются, орудия нас и потащили вниз, мы дернем, держим, потом попадаем все, и на задницах, держась на канате, вслед за орудием поехали, как дети на масленице катаются с гор… Берет и смех и грех, пока орудие где-нибудь не вцепится в куст, опять поправимся и опять то же. И так мы полтора дня спускались. Но, слава Богу, слезли».
Мудрая философия, выраженная в простой фразе «Слава Богу за все» рефреном проходит через весь дневник. И только один раз Никита Ефремов позволил себе выразить не то чтобы недовольство, но некоторое недоумение в адрес своего начальства. Это было при описании сражения под Станимаком (в районе Филиппополя), где двум сильно поредевшим полкам пришлось столкнуться с десятикратным перевесом армии противника. «А того себе не вообразили, что здесь армия Сулейманова в 20 тысяч, а нас всего 6-ть батальонов… Он тут нам сыплет просто в упор ружейным огнем, ну и много он нас тут перегадил. Наконец, мы его хватили на «ура!» штыками, он тут поддался, и пошла резня, смешалось все в одну массу, пока это они, видя свою невстойку, дали драло в горы». Потом – новая атака. «Вот он и двинется на нас, как туча, а мы все лежим, не дышим, рожок их играет “ти-ти-ти”, а потом они уже все как заорут: “Алла! Алла!” и, как стена двинется уже перед нами, мы сразу и открыли по ним первый залп, а потом уже учащенную. Что же они только зарюли и – обратно в горы, а мы им в след. Но он этим не удовольствовался, еще делал две атаки, но все с большим уроном отступал».
За это сражение под Станимаком Никита Ефремов был отмечен георгиевским крестом. После торжественного вручение награды, уже в неофициальной обстановке взвод поздравлял своего командира, качали на руках, кричали «ура!». «Что же делать, надо угостить своих солдатиков, – замечает Никита Ефремов, – ну, ребята, ступай за водкой – выпьем». На угощение пришлось потратить 3 рубля, и хотя обмыть награду – дело святое, но денег, все же, жаль, потому что проблема с обмундированием все еще не решена: «без сапог в лаптях надоело уже ходить, постоянно ноги мокры», последняя рубашка и штаны «совсем стрепались». Но тут как раз и «дал Бог, – записал Ефремов, – что мне было письмо и 5-ть рублей денег». Наконец-то он смог починить свои старые сапоги, что стало в 3 рубля, и купить у одного солдатика турецкие (!) байковые штаны за рубль серебром. «Хороши, теплые, слава Богу, в одних тепло, подштанников нет и не надо, одним словом, хороши». А далее он добавляет: «Но уже и для вшей тоже хороши очень – каждый день колоти, а их все много. Сколько ни старайся колотить, никак не выведем. Но что же делать, надо терпеть; подвигаешь эдак, плечами, крякнешь, выругаешься, да и молчишь, а все собираешься когда-нибудь рассчитаться».
Автор: Ирина Журавская
Дополнительные материалы – Кирилл Гусев